<<< Чёрно-белые дни: 20 (http://kreslav.livejournal.com/846480.html).
<<< Чёрно-белые дни: 30 (http://kreslav.livejournal.com/849656.html).
<<< Чёрно-белые дни: 40 (http://kreslav.livejournal.com/851347.html).
<<< Чёрно-белые дни: 50 (http://kreslav.livejournal.com/853874.html).
<<< Чёрно-белые дни: 60 (http://kreslav.livejournal.com/855479.html).
<<< Чёрно-белые дни: 70 (http://kreslav.livejournal.com/856266.html).
<<< Чёрно-белые дни: 80 (http://kreslav.livejournal.com/859285.html).
<<< Чёрно-белые дни: 90 (http://kreslav.livejournal.com/860318.html).
<<< Чёрно-белые дни: A0 (http://kreslav.livejournal.com/861295.html).
<<< Чёрно-белые дни: B0 (http://kreslav.livejournal.com/862440.html).
<<< Чёрно-белые дни: C0 (http://kreslav.livejournal.com/863922.html).
<<< Чёрно-белые дни: D0 (http://kreslav.livejournal.com/866030.html).
<<< Чёрно-белые дни: E0 (http://kreslav.livejournal.com/871984.html).
<<< Чёрно-белые дни: F0 (http://kreslav.livejournal.com/873171.html).
<<< Чёрно-белые дни: 100 (http://kreslav.livejournal.com/881996.html).
<<< Чёрно-белые дни: 110 (http://kreslav.livejournal.com/883416.html).
<<< Чёрно-белые дни: 120 (http://kreslav.livejournal.com/885060.html).
<<< Чёрно-белые дни: 130 (http://kreslav.livejournal.com/886267.html).
<<< Чёрно-белые дни: 140 (http://kreslav.livejournal.com/891946.html).
<<< Чёрно-белые дни: 150 (http://kreslav.livejournal.com/892558.html).
<<< Чёрно-белые дни: 160 (http://kreslav.livejournal.com/893692.html).
<<< Чёрно-белые дни: 170 (http://kreslav.livejournal.com/895800.html).
<<< Чёрно-белые дни: 180 (http://kreslav.livejournal.com/898968.html).
<<< Чёрно-белые дни: 190 (http://kreslav.livejournal.com/904340.html).
<<< Чёрно-белые дни: 1A0 (http://kreslav.livejournal.com/906146.html).
<<< Чёрно-белые дни: 1B0 (http://kreslav.livejournal.com/909723.html).
<<< Чёрно-белые дни: 1C0 (http://kreslav.livejournal.com/911483.html).
1D0
Пустоши, Убежище, 4 сентября, 4:10pm
Мы – дети XXI века – кочевники. Совсем как монголы или какие-нибудь чукчи-оленеводы из старых книжек (конечно, сейчас уже нет ни чукчей, ни оленеводов, ни самих оленей). Или, скорее, ковбои Дикого Запада из книжек того же периода. Всё наше имущество умещается в небольшом рюкзаке: дека, какой-нибудь накопитель с любимыми фильмами и музыкой, плеер – у не имеющих звукового чипа в ухе, пистолет и пара обойм – на всякий случай, дебетная карточка – если она не вшита в ладонь, сотовый телефон; всякая мелочь типа наркотиков и смены белья. Вот и всё наше богатство. Жизнь в дивном новом мире приучила нас к тому, что место жительства менять приходится и приходится часто. Сегодня у тебя есть хорошая работа в Москве, а завтра тебя уволили безо всяких объяснений. Сегодня ты неплохо устроился в Санкт-Петербурге, а завтра твоя статья не понравилась какому-нибудь боссу и за тобой охотятся киллеры или сотрудники его охранных служб. Сегодня ты живёшь и думаешь, что неплохо устроился по всем показателям, а уже завтра тебе надо менять документы и залегать на самое дно – в прямом смысле, на Дно города.
Никакой стабильности, никакого «завтра», никакого «светлого будущего». Ты есть сегодня – это уже удача. «Светлое будущее» уже наступило, мы в нём живём. Дело не в том, что большинство находится за чертой бедности, а другая большая часть населения пытается не свалиться за эту черту. Эффективный пиджак, приносящий компании миллионную прибыль, или секретутка с пятым размером груди и безотказностью во взгляде и поведении – все они будут выброшены за борт, рано или поздно. За ненадобностью, когда появится более эффективный робот или более искушённая шлюха либо – что тоже случается – когда их действия перестают одобряться руководством. Даже кажущиеся небожителями руководители крупных компаний не застрахованы – для них есть службы безопасности Корпораций; для корпов же – всегда есть конкуренты, не гнушающиеся любыми методами борьбы.
Каждый живёт в броуновском движении. Dance Macabre. Вся система пронизана нестабильностью, но именно благодаря этой нестабильности и этому движению она ещё хоть как-то живёт. Как детский волчок, который живёт, пока кружится. Вот и мы все кружимся и кружимся, подобно листьям, подхваченным осенним ветром, пока не упадём на землю. Пока не упадём.
Хотя, с какой-то точки зрения мобильность – это верный способ относительно удобно и безопасно прожить максимально долго. Зачем идти домой и слушать музыку, если у тебя в себе плеер? До вас сложно дозвониться, а вы ненавидите автоответчики? У тебя всегда с собой сотовый телефон, ты можешь звонить на бегу, из любимого ресторана или из машины. Зачем что-либо готовить, если можно купить еду в многочисленных забегаловках? Ты снимаешь «гроб» на ночь, закидываешь туда всё барахло и выметаешься оттуда с утра. Будь неоседлым и мобильным. Ты не знаешь, где проведешь следующую ночь, да тебе и все равно. У тебя постель в сумке, пара мелодий в кармане и чуть-чуть денег на еду. И пушка, чтобы никто у тебя всё это не отнял.
***
Время до того, как Евгений найдёт где-то на складе какой-нибудь антирад и вернётся, ещё было (я почему-то полагал, что он найдёт причину не спешить), так что я решил побродить по бомбоубежищу, да и Кира была не против. Первые обитатели, может быть, действительно жили в самом убежище, но за последнее время оно разрослось до целого подземного городка, захватив часть дренажной станции и канализации. Причём, жилища подземников не напоминали примитивные хибары стритпанков: они были добротно сделаны из кусков пластика, железа, а кое-где – даже из кирпича. Так как канализационные ходы были большого диаметра, а все стоки с поверхности были замурованы, людям никто не мешал строиться в полный рост.
Жили они просто; насколько мы узнали, подземники собирали плесень и грибы, в обилии растущие в местных водоёмах, и разводили крыс; воевали с упырями и стритпанками. Первые хотели крови, вторые – всего остального и сразу. Однако же, после последнего рейда, возглавляемого Женей лично, когда по панкам стреляли из каждого люка, последние заметно присмирели и уже с полмесяца не совались даже близко к дренажке.
Одним словом – настоящий рай, захоти мы здесь остаться. Впрочем, желание, чтобы мы остались, было высказано не единожды: бегун, знакомый с древними компьютерами, и рейзоргёрл вызвали неподдельный интерес у жителей подземелья.
Однако всему хорошему когда-нибудь приходит конец, как и нашему бродяжничеству по «улицам» подземного города. Собирались мы недолго, благо, что собирать было почти нечего. Просто дополнительно рассовали по карманам шприц-тюбики и боеприпасы, которыми совершенно безвозмездно снабдил нас Евгений, бывший ВОХРовец, начальник Службы Безопасности бомбоубежища и друг Жан-Поля. Подобная благотворительность была настолько большой редкостью, что в другой обстановке я бы постарался уйти как можно дальше от «мецената». В этой же обстановке я поблагодарил Женю, и мы ушли через открытый гермозатвор в канализационную систему.
Вот так вот просто. В этом и состоит вся наша простая жизнь – в том, чтобы прийти куда-либо, а потом просто исчезнуть, иногда даже не попрощавшись. «Что-то на меня меланхолия какая-то нашла». Всё просто: Ангел был человеком, людьми были и Жан-Поль, и Евгений, и Кира. Но первых двух убили, охранник остался в убежище, и только девушка-убийца продолжает свой путь, почему-то граничащий с моим. «Действительно, что-то я раскис за последнее время. Надо собраться».
В принципе, в канализации не было ничего пугающего: круглый в сечении ход, бетонные стены, в полу – глубокий сток, по которому сейчас, пенясь, несётся ещё недавно смертоносный поток. Конечно, сейчас он то и дело выплёскивается на пол, но не более того – значит, осадков не становится больше, а это уже плюс. Но наши фонари, примотанные изолетной под цевьём, время от времени выхватывают из темноты то не совсем старый череп или костяк, то обрывки чьей-то одежды, то оставленные пулями выщерблины в бетоне.
– Одним словом, жизнь здесь бурлит, – резюмировал я, спихивая прикладом в сток толстую крысу, вознамерившуюся прыгнуть мне прямо на живот.
– Да уж, – поморщилась Кира. – От этого бурления потом буду неделю отмываться.
Я только удивлённо пожал плечами: вроде бы, тут не особенно-то и воняло, да и идти приходится не по стокам.
– Это тебе всё равно, – сиу словно услышала мои мысли, – А вот мне нет. Знаешь, хоть я и выполняю задание Танца-с-призраками, но когда мы выберемся наружу, ты должен мне нормальную, человеческую ванну и три часа покоя! – со смехом потребовала она.
– Да хоть четыре. – напряжённо улыбнулся я, внутренне сжимаясь всё больше и больше, как живая пружина.
Следы бурной жизни попадались всё чаще и свидетельствовали о возрастающей интенсивности этой самой жизни. Короче, мы лезли прямиком в самое пекло, причём в такое, что, увидев уходящие наверх скобы и приоткрытый край люка, из которого с грохотом хлестала вода, я обрадовался даже несмотря на то, что вылезти наружу означало отклониться от маршрута, проложенного жителями бомбоубежища.
– Предлагаю наверх, – я красноречиво осветил свежие остатки костяка, лежащие в куче окровавленного тряпья, и пулевые отметки на стенах. – Не хватало ещё упырей встретить.
– Не думаю, что Евгений направил бы нас прямо к ним, когда составлял маршрут. – Кира задумчиво склонила голову набок. – Хотя... может быть, его данные действительно устарели, раз он собирался выслать разведгруппу.
– Хорошо, лезь наверх, я прикрою тебя.
На самом деле, жутковато оставаться одному в канализации, населённой крысами и упырями, даже когда вас разделяет метров девять-десять. За шумом воды ничего не слышно, поэтому приходится бешено водить автоматом с фонарём туда-сюда, словно устраивая световое шоу для местных уродцев. Хорошо хоть за спиной стена. Под прикрытием темноты что-то вцепилось мне в ботинок и я, не глядя, ударил прикладом – тот явно попал во что-то мягкое, что с полным боли писком убралось в сторону. «Чёрт, сейчас крысюки из всех дыр попрут!».
– Что там у тебя? – крикнула мне сверху Кира.
У неё что, фильтры шумов стоят, что ли?
– Крысы сейчас жрать начнут, давай побыстрее!
– Там плохо видно из-за дождя, но впереди какое-то селение, не стритпанковское, – сообщила она мне через минуту.
Панковские селения опознать просто: они находятся в городских руинах, они украшены черепами и прочей хренью; к тому же, их слышишь куда раньше, чем видишь. Доверившись наблюдательности сиу, я пнул носком ботинка ещё одну усатую тварь и полез вверх.
Действительно, на возвышении, образованном платформами какой-то станции, были заметны следы достаточно разумной жизни – сами платформы были укреплены кусками железобетона и колючей проволоки сверху, кое-где в разломах бетона виднелись мешки с песком. На здании станции, сколько я не силился, кроме последних букв «...гоф» ничего прочесть было невозможно. Впрочем, наличие восьмиконечных крестов на воротах и крыше здания уже говорило в пользу того, что стритпанков здесь нет.
– Ладно, придётся идти туда,– решил я.
Особого выбора не было: либо в канализацию к упырям, либо в относительно мирное поселение. «Относительно» – потому, что полностью мирным поселением можно было бы назвать только кладбище, да и то – с большой натяжкой. Даже у смирных покойников бывают развесёлые соседи.
Пробираясь по колено в воде сквозь завалы раскисшего мусора – здесь его выкидывали прямо под станцию – я не мог не отметить движение на крыше. «Хорошо охраняют; лишь бы это действительно было селение».
– Эй, там, стойте! – окрикнули с вышки и в тот же момент на нас скрестились лучи двух прожекторов. – Кто такие?
– Просто люди! – прокричал я в ответ, всем своим видом стараясь демонстрировать доброжелательность и миролюбие. – Хотим переждать ливень!
Весьма оригинальная внешность стритпанков сыграла им плохую службу: сейчас стало невозможно перепутать их с – опять же, относительно – мирными людьми. Сторожа, к нашему счастью, не страдали близорукостью, и ворота, жалобно заскрипев, разъехались на рельсах в стороны.
После дождя сидеть в бывшем зале ожидания рядом с металлической печкой было просто райским блаженством (тем более, не слишком дорогим), тем более что людей тут было немного: несколько бомжей с вездесущими собаками, трое караванщиков да их телохранители.
– Знаешь, где следующий люк? – я уже привык доверять кириному чувству направления.
– Приблизительно знаю; мы сможем обойти тот опасный участок. – сиу протянула узкие ладони к поближе огню; они казались хрупкими и беззащитными – как бабочки, летящие на пламя. – Не знаю, что нас может ждать дальше. – неожиданно заявила она.
– А раньше что, знала?
– Раньше была уверена... но не сейчас. Знаешь, для меня это непривычно, когда я не могу просчитать, что будет дальше.
– Дальше? – я откинулся в пластиковом кресле. – Я знаю. Дальше будет завтра. Это точно. – я со смехом закинул руки за голову.
– Не могу понять, когда ты говоришь серьёзно, а когда смеёшься. – Кира наконец-то улыбнулась.
– Да я и сам не всегда знаю. В каждой шутке есть только доля шутки. – желудок подводило, но есть почему-то не хотелось совсем.
«Простыл, что ли». Было тихо, только под вывеской «Цирюльня «Михал и Ко» какой-то низкорослый, усатый, лысеющий мужичок клеймил кого-то мудаками и сволочами. Какой-то шум, доносящийся из центрального зала станции, служившего, насколько я понял, живущим здесь людям чем-то вроде зала собрания и площади одновременно, не мог не привлечь нашего внимания. Шум усиливался, как морской прибой, и я, на всякий случай расстегнув кобуру – автоматы нас попросили временно сдать, – встал с кресла.
– Пошли, посмотрим, что там. – обеспокоено предложила Кира. – Может, панки?
– Может и панки. – её тревога каким-то образом передалась и мне.
Людей было – как в братской могиле, – все орущие, размахивающие руками...
– Возьми меня за руку. – сиу явно не нравилась толпа; впрочем, я и сам её не очень-то любил; ладони сразу же покрылись холодной испариной, пришлось вытереть об куртку и только потом подать руку Кире...
***
Вы видели когда-нибудь, как весной ручейки стекаются в ручьи, а ручьи – в большие ручьи, те – в потоки, и вот уже, начавшись с безобидной капели, по улицам несутся сносящие всех и вся потоки. Человеческая масса ничуть не отличается от потока воды. Такая же безмозглая и направленная лишь на одно: на максимальной скорости двигаться вперёд, несмотря ни на что.
То, что на «Техноложке» началась «капель», я понял сразу же, каким-то шестым чувством. Вначале просто увеличивались интервалы между электричками; потом – я засёк по часам – со времени подхода последнего состава прошло уже десять минут, а люди всё прибывали и прибывали. Какой-то первобытный, животный ужас захлестнул меня, и такого же рода чувство носилось в воздухе. Казалось, первая станция и переход на вторую забиты не только людьми, а каким-то летучим газом, который только и ждёт искры. Потихоньку привычный шум толпы начал утихать, сменяясь тревожным шёпотом. «Затишье перед бурей».
Искра не заставила себя ждать в виде настоящей воды – с неба – и людей, которых дождь погнал в метро. Вот несколько человек упало на рельсы – отвратительно запахло палёным... и началось. Я укрылся за стальной милицейской будкой – и это меня спасло. Люди рванули на переход одновременно с двух станций: по телам упавших, скользя в липких лужах... Милиционеры открыли огонь прямо в толпу, но, не успели они расстрелять и половину магазинов, как воющий и ревущий людской поток ворвался в будку, и выстрелы прекратились.
Дышать становилось всё сложнее, в глазах плавали чёрные «мушки»... я не помню, как я забрался на крышу будки – наверное, по куче трупов рядом с ней. Дальше я помню лишь фрагментарно. Память услужливо подаёт то сладковатый запах горелого мяса вперемешку с металлически-тошнотворным – крови и внутренностей, то какой-то фарш, набитый в будку; фрагменты растерзанных тел на полу; что-то, размазанное по стене – только потом я понял, что это был ребёнок; дикие стоны и крики раненых... у многих – синие лица от удушья, раздавленные грудные клетки, вырванные руки и ноги. Санитарам и солдатам пришлось пробираться через целые завалы трупов, чтобы спасти – как все узнали потом – сорок восемь ещё живых людей, в том числе и четырнадцатилетнего меня. С ног до головы в кровавой каше, визжащего от ужаса, но живого.
Словом, сказать, что я не люблю толпу – это ничего не сказать. Иногда мне приходит мысль, что толпа в таких случаях и толпа в случаях с идеологией, религией, какими-то идеями – одно и то же. То же стремление бездумно двигаться куда-то, то же отсутствие мысли, та же хладнокровность в затаптывании упавших. Никакой разницы, если хорошенько поразмыслить.
***
Протолкавшись через толпу орущих людей поближе к импровизированному возвышению из старого железного контейнера, мы увидели картину, которая могла бы служить иллюстрацией к какой-нибудь книге по истории, типа тех, которые были у моего отца. Посреди кучи дров был установлен крест из трёх толстых металлических труб со свисающими с него наручниками, а к нему четверо «стражей порядка» (судя по чиненой-перечиненой форме МВД) волокли упирающихся подростков.
– Что это за херня? – приходилось кричать ещё громче, чем тогда, в дренажке.
– Граждане Петергофа! – голос из репродуктора собрался ответить на мой вопрос. – Сегодня нашими доблестными стражниками были пойманы двое слуг Дьявола – двое упырей. – до того я думал, что сила человеческого крика подошла к предельной черте, но после слова «упырей» оказалось, что переделов ей нет. – По законам нашего города они будут сейчас же сожжены на костре. – толпа вновь заорала – на этот раз радостно. Кира в ужасе спрятала своё лицо у меня в куртке; я тоже прикрыл глаза. По воздуху поплыл столь памятный мне сладковато-тошнотворный запах горящей плоти, а визг и рёв довольной толпы, как саморез, просто таки ввинчивался в мозг.
– Но это ещё не всё! – продолжил «представление» всё тот же довольный голос.
«Что, блядь, ещё? Поймали колдуна? Или еретиков жечь будут?».
– Мы нашли ведьму, которая укрывала упырей, – толпа вновь счастливо взревела; похоже, ей доставлял удовольствие сам факт возможности орать вместе. – Она так же будет брошена в костёр, как в геенну огненную! Завтра, после допроса, когда она укажет нам своих сообщников, мы сожжём их всех!
Комментариев нет:
Отправить комментарий